За версту видать: "интеллигент интеллигентыч". С ломкой пластикой, нервной речью, надменным прищуром и змеистой улыбкой — подобный типаж смог выбиться в герои только с наступлением девяностых. В семидесятые-восьмидесятые обладателю таких данных особо не на что было рассчитывать: на "сильного врага" не тянул, в гротесковый контур "прислужника гнусной гадины" тоже не вписывался. Так, полуслучайный хлеб эпизодов. Неспроста лучшая из сыгранных им в прежние времена ролей — князь Юсупов в Агонии — была легализована только в самом преддверии перестройки, когда полочный фильм выпустили на экран. Тогда и пробил час Александра Романцова.
До того наше кино относилось к персонажам А. Р. с известной настороженностью: уж слишком сильно, подозрительно аффектированно настаивали те на своей готовности к компромиссам и коллаборационизму. Но за всеми их выходками и эскападами ощутима была столь сильная человеческая значительность, что становилось ясно: этих гнилых интеллигентов не переломишь об колено. Подспудный смысл, обнаруживаясь помимо авторской воли, путал карты; А. Р. своим присутствием непроизвольно вносил сумятицу в режиссерские построения, оттеняя их выспренность (эту миссию в Незнакомке исполнил демонический господин в цилиндре) или нарушая расстановку сил (немецкий шпион во Фронте за линией фронта был куда масштабнее, чем все советское население идеологического сюжета).
В телефильме Побег А. Р. сыграл человека, угодившего в автокатастрофу и ею преображенного: бесчестный подлец в прошлой жизни, он стал совсем другим, но никто не верит ему, и сам себе он почти не верит. Так же, меж светом и тьмой, впоследствии будет метаться, путаясь во временах, телережиссер Павел Пришвин (Бумажные глаза Пришвина), зашкаливающий барометр смутной эпохи мыльных пузырей, низверженных кумиров, больших финансовых пирамид и маленьких вавилонских башен. И, однако же, именно романцовские персонажи нового кино — при всей их хлипкости и истеричности — явят пример своего рода духовного стоицизма, пройдя по намеченному пути до конца, пусть даже зная, что путь этот приведет в смерть или безумие.
Пройдут, потому что страха лишены. Казалось бы, что гонит в странное и обреченное путешествие провинциального Мефисто (Фуфло), что заставляет интеллигента из Жизни с идиотом взять к себе в дом придурка из психушки? Скорее всего, вера в спасительность энергичного поступка, в его способность упорядочить полуразрушенный мир.
Пожалуй, лишь одна роль не позволила А. Р. протянуть свою тему, которую он вел, часто не имея поддержки в драматургии и режиссуре. Это главная роль во Враге народа Бухарине: не получилось у него сыграть правоверного большевика. Потому что преданность какой-либо чужой идее, пусть даже трижды великой, А. Р. чужда: слишком он сам по себе.
Александр Шпагин
Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. III. СПб, “Сеанс”, 2001
Последнее обновление 25 января 2009
